Что имеем – не храним, или Та же фабрика, что и у Гаврика (Отзыв о романе Ф. Саган "Здравствуй, грусть")

   Вначале — покаяние. Ну, не приемлю я прозу прекрасного пола. Стихи — иная статья. Достаточно назвать имена Сафо, Цветаевой, Ахматовой, Ахмадуллиной, наконец. Простите меня, дорогие женщины, но что есть, то есть. 

   Вот романчик Франсуазы Саган, вышедший в свет в 1954 году, когда автору исполнилось 19 лет. В умении манипулировать пером девушке не откажешь, написано гладенько, да и вошло в опус кое-что, а, скорее всего, почти все из собственного, пережитого. 

   Наши же «прогрессивные» критики, всегда готовые потрафить «цивилизованному» Западу, подсуетились и выдали: «В лирическом романе «Здравствуй, грусть» отразилось умонастроение некоторых кругов французской интеллигенции, не удовлетворенной жизнью, томящейся в бездействии».

   Полноте, господа-товарищи! Какая к шуту интеллигенция! Мелкие буржуа, не более того, и самонадеянная мадемуазель, успешно завалившая выпускной экзамен в колледже, озабоченная исключительно тем, как бы поскорее лишиться тяготящей ее девственности. Она так и выдает: «Любовь — самая приятная, самая настоящая и правильная вещь на свете, И неважно, чем ты за нее платишь». 

   Да кто же спорит, ежели говорить о любви в ее высочайшем смысле и значении? Здесь же речь идет прежде всего об удовлетворении похоти, тем паче перед глазами пример кобелирующего папашки, перекувыркавшегося после смерти жены в течение пятнадцати лет с таким количеством любвеобильных соотечественниц, которым и счет потерял. 

 Девица истекает половою истомою, и тут нежданно-негаданно появляется умная, здравомыслящая знакомая отца, добропорядочная и рассудительная, с которой жуир далеко не первой свежести решает связать свою судьбу. Нашу героиню Сесиль этот расклад не устраивает, ей больше по душе нравы и образ жизни последней любовницы отца — рекламщика Эльзы.

 И тут младая дева закручивает интригу, дабы расстроить женитьбу отца, втягивая в нее и своего бой-френда, с которым успешно вошла в первый половой контакт, и любовницу папашки. Все это разворачивается на фоне рассуждений о вольности нравов, о свободе и раскрепощенности в жизни, которая рисуется младой героине как сплошная цепь низостей и подлостей, перемежаемых удовольствиями, благо кое-какой капиталец у родителя имеется.        

   Присутствует некое душевное копание и та самая вольность, точнее — разнузданность нравов. Читаю и ловлю себя на мысли: а где-то что-то подобное уже было. Что-то слышится знакомое. Потом осенило — так это же перепевы из Хэмингуэя и Ремарка, которыми зачитывались образованные стиляги и молодые ученые конца пятидесятых-начала шестидесятых годов. Это же мотивы из «Фиесты», «Праздника, который всегда с тобой» папы Хэма, и менее известных широкому кругу советских читателей романов Эриха Марии «Ночь в Лиссабоне» и «Жизнь взаймы». 

   Вот оно! В общем, как говаривал один из героев детско-юношеского правильного советского писателя И. Ликстанова, нынче напрочь позабытого: «Та же фабрика, что и у Гаврика, только труба пониже, да и дым пожиже». Итог печален: положительная дама погибает, точнее сама провоцирует автокатастрофу, девица с папашкой немного грустят и переживают, а потом все идет своим чередом со своими непременными удовольствиями. 

   А еще такой вывод напрашивается после прочтения романа юной мадемуазель: Россия-матушка в своем развитии отстает от «просвещенного» Запада лет на пятьдесят. Настроения, основанные на свободе любви и раннем сексе, что бытовали в той же Франции в начале пятидесятых, пришли к нам на исходе ХХ века и теперь превалируют в тинейджеровской среде. Окончательно и бесповоротно. Правда, для этого не нужно читать «Здравствуй, грусть» с ее претензиями на душевные трепыхания. Достаточно посмотреть «Дом-2», либо врубить любой из музыкальных каналов.
© Валерий Корнеев