ЛИРИЧЕСКИЙ ЦИКЛ МАРИНЫ ЦВЕТАЕВОЙ «ДОН ЖУАН»

    К числу самых популярных вечных образов принадлежит Дон Жуан, рожденный в средневековой Испании и совершающий триумфальное шествие по разным странам уже в течение нескольких столетий. В. Багно считает, что «Дон-Жуан оказался едва ли не самым желанным гостем мировой литературы» [1, 5]. Известно более ста литературных обработок сюжета об этом герое, который привлек внимание многих русских писателей. В герое народной средневековой испанской легенды и в первом литературном персонаже сочетались черты сладострастника и святотатца, который оскорбляет умершего, однако многие трактовки образа далеки от осуждения, а напротив, посвящены реабилитации или прославлению Дон Жуана. А. Веселовский утверждал: «Такая необыкновенная популярность, такое бессмертие типа не даются даром. Нельзя поверить, чтоб оно могло выпасть на долю вульгарного сластолюбца и эгоиста; должно найтись более глубокое оправдание этой всесветной симпатии» [2, 45].

    Один из примеров обращения к этому образу – цикл М. Цветаевой «Дон Жуан», состоящий из семи стихотворений, созданных в феврале, мае, июне 1917 года; шесть из них писались попарно, кроме заключительного седьмого: поэтесса ставила точные даты после каждого произведения, а сами тексты пронумеровала, тем самым указав на удельный вес каждого стихотворения и порядок произведений в цикле.

    Авторские лирические циклы пользуются вниманием исследователей с 60-х годов прошлого века, когда в литературоведении стал применяться системный подход. М. Н. Дарвин отмечает: «Под литературным циклом (гр. kyklos – круг, колесо) обычно подразумевается группа произведений, составленная и объединенная самим автором и представляющая собой художественное целое» [3, 482]. И. В. Фоменко рассматривает лирический цикл как «авторский контекст», в котором «единство стихотворений обусловлено уже авторским замыслом, а отношения между отдельным стихотворением и циклом можно в этом случае рассматривать как отношения между элементом и системой» [4, 28]. Лирический цикл – особое жанровое образование, характерная черта которого – совершенная самостоятельность, смысловая независимость отдельных его произведений и возникновение добавочных смыслов, не выраженных по отдельности в каждом тексте, входящем в ансамбль. Мы будем опираться в статье на определение, данное И. В. Фоменко.

    В цикле М. Цветаевой образ Дон Жуана реабилитируется, усиливается трагизм севильского обольстителя, подчёркивается его одиночество. Название краткое – имя героя без каких-либо оценочных эпитетов, определений. Как и у многих поэтов-современников, обращавшихся к образу севильского озорника – Валерия Брюсова, Константина Бальмонта, Николая Гумилева, Игоря Северянина, название не двойное, а единичное (Первый вариант обработки сюжета о севильском обольстителе – пьеса Т. де Молины «Севильский озорник, или Каменный гость»). Двойное заглавие указывало на два важных аспекта сюжета – историю любовных похождений и тему возмездия. М. Цветаева в имя текста не включает мотив наказания, следовательно, этот аспект сюжета не является важным для нее. Как отмечает И. В. Фоменко, цикл – это художественное воплощение авторского мировоззрения. Именно авторская концепция как особым образом систематизированная совокупность взглядов на мир является главным организующим моментом цикла. Единство творческой личности обеспечивает лирическое единство цикла или книги стихов, где преодолевается ограниченность, точечность отдельно взятого лирического произведении [См. 5].

    Заглавие цикла М. Цветаевой выступает той универсальной скрепой, которая соединяет достаточно разные тексты в единое целое. Заглавие – это сильная позиция текста, оно задает пафос всему произведению, важно, что в анализируемом ансамбле имя героя упоминается двенадцать раз (включая название): в первом стихотворении – 2 раза, во втором – 3, в третьем – 1, в четвертом – 1, в пятом – 4 раза. В шестой части имя героя не называется, используются местоимения («его», «кто-то»). В седьмом стихотворении цикла, представляющем собой обращение к герою-мужчине (вероятно, одной из ипостасей Дон-Жуана), Цветаева использовала определенно-личные синтаксические конструкции и притяжательные местоимения «твои», «твой», не называя никаких имен; адресат последнего стихотворения предстает как младший брат Дон Жуана.

    Последовательность расположения произведения в ансамбле особенно важна, потому что это главный и, в сущности, единственный способ композиционного строения цикла. Композиция цикла подчинена цели прославить образ севильского обольстителя и саму страсть; стержнем альбома становятся образы Дон Жуана и лирической героини, которая предстает как верная и преданная поклонница вероломного любовника.

В первом стихотворении «На заре морозной…» появляется значимый мотив свидания, которое назначает женщина: На заре морозной

Под шестой березой,

За углом у церкви,

Ждите, Дон Жуан! [6, 550]

  Здесь мы наблюдаем нарушение классического мифа – традиционного представления о герое: активность в развитии отношений проявляет дама, а не величайший любовник. Важно, что лирическая героиня указывает место и время встречи, которая должна состояться неподалеку от церкви – своеобразного символа запрета и аскетизма. Дама предупреждает Дон Жуана, что в России все не так, как на родине героя; здесь нет места страстной любви, но она боится состариться, прожить, не изведав всех глубин страсти:

Нет у нас фонтанов,

И замерз колодец,

А у богородиц –

Строгие глаза.

И чтобы не слышать

Пустяков – красоткам,

Есть у нас презвонкий

Колокольный звон.

Так вот и жила бы,

Да боюсь – состарюсь… [6, 550]

   Поэтому она и назначает свидание величайшему любовнику всех времен, которого узнает по губам (символу чувственности):

Ах, в дохе медвежьей

И узнать Вас трудно, –

Если бы не губы

Ваши, Дон Жуан! [6, 550]

   В первом стихотворении цикла тема Дон Жуана иллюстрирует представление поэта об окружающем мире, где нет места духовному порыву, свободе, истинной страсти. Поэтому, назначая свидание Дон Жуану неподалеку от церкви в морозной России, героиня бросает своеобразный вызов косности и ханжеству. Страстный испанец в морозной стране воспринимается как герой, способный возмутить спокойствие женщины.

   В двух первых стихах присутствует мотив зари – «морозной» и «туманной», время действия – зима. Мотив холода весьма значим, он воплощается в ряде лексем («заря морозная», «метель», «снежная постель», «доха») и характеризует атмосферу, окружающую лирическую героиню, восторженно воспринимающую Дон Жуана. Холод – маркер отсутствия чувств, страсти, которая так привлекательна для героини. Мотив холода тоже является метафорическим. Неспешный напевный ритм стихотворения способствует созданию атмосферы умиротворенности, соответствующей несколько застойной картине жизни.

Во втором стихотворении цикла возникает мотив смерти:

Долго на заре туманной

Плакала метель,

Уложили Дон Жуана

В снежную постель [6, 551].

   Олицетворение «плакала метель» подчеркивает, что героиня воспринимает гибель Дон Жуана как трагедию. Первая фраза стиха насыщена тропами: помимо названного – две метафоры: «Уложили Дон Жуана» (убили), «в снежную постель» (в сугроб-могилу). Героиня опять подчеркивает в окружающем ее пространстве отсутствие тепла, холод:

Ни гремучего фонтана,

Ни горячих звезд… [6, 551]

   Во втором стихотворении использована яркая метафора, которая помогает выразить отношение лирической героини к величайшему обольстителю:

Чтобы видел ты воочью

Женскую красу,

Я тебе сегодня ночью

Сердце принесу [6, 551].

   Сердце в данном контексте выступает как метафора любви, поэтому признание героини буквально означает «отдам свою любовь». Причем эта любовь будет отдана мертвому Дон Жуану, который и после смерти символизирует для героини идеального возлюбленного.

 Два первых стихотворения цикла связаны словом-скрепой «заря», функционирующим в обоих произведениях; этот образ создает представление о пейзаже, окрашенном в алые тона – цвета страсти и крови, что способствует воплощению важной идеи: любовь и смерть всегда рядом, истинное чувство граничит с трагедией.

   Нужно подчеркнуть, что ритм второго стиха резко отличен от ритмического рисунка первого: в первом сильным (ударным) был предпоследний слог, во втором – большая часть ударений в строках приходится на первый, что способствует созданию настроения тревоги и волнения.

   Третье и четвертое стихотворения цикла – развитие отдельной темы внутри ансамбля, здесь черты вечного образа приобретает и лирическая героиня. Третье стихотворение цикла – это своеобразный элегический монолог много видевшей женщины, которая, подобно Дон Жуану, предстает как вечный образ:

После стольких роз, городов и тостов –

Ах, ужель не лень

Вам любить меня? Вы – почти что остов,

Я – почти что тень [6, 551].

Ей неважно прошлое героя, его прегрешения:

И зачем мне знать, что к небесным силам

Вам взывать пришлось? [6, 551]

  В этом произведении много вопросительных предложений, что вообще характерно для поэтического синтаксиса Цветаевой: ее лирическая героиня всегда полна интереса к окружающему миру. Хотя в данном произведении большинство вопросов риторические:

И зачем мне знать, что к небесным силам

Вам взывать пришлось?

И зачем мне знать, что пахнуло – Нилом

От моих волос? [6, 551]

  Среди пунктуационных знаков преобладает тире и в простых предложениях, и в сложных. С помощью тире автор расставляет собственные акценты в произведении: тире – знак противопоставления, а поэту важно было выделить два образа-полюса: Дон Жуана и Кармен.

Это стихотворение служит своеобразным прологом к четвертому, самому короткому, представляющему собой диалог двух вечных образов, двух любовников, случайно встретившихся ночью. Эти вечные типы столь похожи, что не узнали друг друга:

Ровно – полночь.

Луна – как ястреб.

«Что – глядишь?»

«Так – гляжу».

«Нравлюсь?» – «Нет».

«Узнаешь?» – «Быть может».

«Дон Жуан я».

«А я – Кармен» [6, 552].

  Цветаева не случайно «подбирает» для Дон Жуана подобный женский образ – Кармен, подчеркивая значимость любовного чувства в человеческой жизни, словно предлагая равного соперника своему персонажу.

В этой части лирического цикла поэт использовал очень короткие синтаксические конструкции с авторскими тире, что способствовало созданию специфической «пунктирности» текста: предстающие перед читателем образы даны как выхваченные из темноты и тут же исчезающие, что формирует ощущение загадочности происходящего, тайны, сопутствующей обоим героям. Оба героя предстают пресыщенными чувствами и жизнью, поэтому даже их диалог очень краток.

   Пятое стихотворение цикла, вероятно, самое трагичное, так как в нем звучит приговор: Дон Жуан так и не познал высокого в своей земной жизни. Лирическая героиня наделяет его эпитетами «прекрасный», «несчастный», тем самым демонстрируя свою симпатию к великому грешнику.

Здесь тоже присутствует мотив ночи – времени свиданий, вновь возникает мотив свидания, только теперь сама героиня выходит на дорогу в ожидании или поиске того единственного, кем полны ее мысли. Туман подчеркивает неопределенность судьбы героя и лирического субъекта. В основе представлений героини о севильском озорнике – легенда, согласно которой он дуэлянт, любовник, соблазнитель донны Анны:

И была у Дон Жуана – шпага,

И была у Дон Жуана – Донна Анна…

Вот и все, что люди мне сказали

О прекрасном, о несчастном Дон Жуане [4, 552].

  Лирическая героиня слышит приговор Дон Жуану, подчеркивающий его одиночество: 

Не было у Дон Жуана донны Анны [4, 552].

   Возможно, что эти слова произносит сам герой, который предстает в образе одинокого путника. Марина Цветаева изображает Дон Жуана как вечного рыцаря любви. Для нее он герой трагический, служащий чувству и красоте, но не многие способны понять его. Он бунтарь, стремящийся к свободе, что близко и понятно лирической героине:

И мне говорят – успокоюсь

Когда-нибудь, там, под землей [6, 552].

   Он близок лирической героине своим стремление вкусить полноту бытия, познать жизнь во всей красоте.

   Шестое стихотворение начинается и заканчивается символическими строками:

И падает шелковый пояс

К ногам его райской змеей… [6, 552]

И падает шелковый пояс

На площади – круглой, как рай [6, 552].

   Это изображение кульминации свидания; неслучайно здесь возникает мотив рая («райской змеей», «круглой, как рай») – места блаженства, откуда первые люди были изгнаны из-за непослушания. Во второй строке появляется и образ змея (символ искусителя, дьявола). Поэт подчеркивает, что сильное чувство сродни греху, вызывает именно такое восприятие, но возможность испытать его, пережить яркие мгновения влечет героиню. Использованная М. Цветаевой анафора «И падает шелковый пояс…» указывает на силу обаяния Дон Жуана, перед которым ни одна женщина не может устоять. Символ власти Дон Жуана – падение шелкового пояса, которое служит знаком того, что дама отдает свою любовь, и именно в этот момент мир вокруг (площадь) становится для лирической героини раем. Чтобы передать состояние, в котором находится лирическая героиня, поэт использовал сравнение «на площади – круглой, как рай».

   Универсальным мотивом-скрепой в цикле выступает свидание: в первом стихотворении его назначает героиня, во втором мы наблюдает последствия того, что герой отправился на встречу – его гибель; в третьем и четвертом Цветаева изображает встречу двух вечных образов героев-любовников Дон Жуана и Кармен; в пятом лирическая героиня выходит на дорогу в надежде на встречу; в шестом – апофеоз свидания («И падает шелковый пояс…»), в седьмом – это встреча взглядов.

   Последнее завершающее цикл «Дон Жуан» стихотворение – это обращение лирической героини к мужчине:

И разжигая во встречном взоре

Печаль и блуд,

Проходишь городом – зверски-черен,

Небесно-худ [7, 253].

   Начинается оно с метафоры «разжигая во встречном взоре печаль и блуд», характеризующей силу воздействия лишь одного взгляда этого необычного мужчины, способного вызвать такие разные начала – печаль и блуд (Выделено нами – Е. И.).

   Перед нами – элементы портрета героя-адресата: М. Цветаева использовала необычные контрастные эпитеты: «зверски-черен», «небесно-худ», совместив в одном образе противоположные начала – небесное, возвышенное и темное, звериное. И чувства, которые вызывает герой у лирического субъекта и, вероятно, у других женщин, тоже контрастны – «печаль и блуд».

Во второй строфе портрет героя уточняется, хотя не конкретизируется:

Томленьем застланы, как туманом,

Глаза твои.

В петлице – роза, по всем карманам –

Слова любви! [7, 253]

   Строфа начинается с оригинальной метафоры – «томленьем застланы», которая характеризует внутреннее состояние адресата – неспокойствие, стремление к чему-то неведомому, к тому идеалу женщины, поиском которого заняты многие из Дон Жуанов мировой литературы. Сравнение томления с туманом усиливает это неопределенное влечение героя к чему-то далекому и, вероятно, недостижимому.

Вторая часть строфы подчеркивает готовность героя пленять встречающихся на его пути женщин, ведь в его петлице – роза, «по всем карманам – слова любви!» Здесь опять яркая метафора: в карманах героя – листки со стихами, или карманами названы закрома его памяти, хранящей множество нежных слов. Ведь специфика метафоры заключается в том, что читатель не может до конца знать всех возможных значений, которые автор имел в виду, используя какой-либо троп. Но одновременно происходит снижение образа величайшего любовника: ведь по карманам обычно хранят то, чем часто пользуются, но невысоко ценят, словно расхожие монеты.

   Третья строфа указывает на пространство, в котором разворачиваются события: это современный город, а точнее – ресторан, который контрастирует с образом героя, что подчеркивается своеобразным противопоставлением двух, казалось бы, несовместимых слов «вой» и «зов»:

Да, да. Под вой ресторанной скрипки

Твой слышу – зов.

Я посылаю тебе улыбку,

Король воров! [7, 253]

   То, что происходит между лирической героиней и героем, вечное, а окружает их будничное и повседневное. Но и на этом фоне происходит узнавание, новая встреча, свидание, назначенное женщиной мужчине, пленявшему других женщин в другом обличье много веков назад:

И узнаю, раскрывая крылья –

Тот самый взгляд,

Каким глядел на меня в Кастилье –

Твой старший брат [7, 253].

   В этой строфе чрезвычайно важна метафора, характеризующая состояние лирической героини: «раскрывая крылья», то есть, готовясь к полету. Состояние взлета или полета для героини Марины Цветаевой – это состояние полной свободы: творческой, личностной (В ряде стихотворений поэта декларируется это стремление к свободе: «Любовь! Любовь! И в судорогах и в гробе…», «Знаю, умру на заре!»). Важен в последнем стихотворении и во всем цикле «Дон Жуан» мотив повторяемости встреч, отношений мужчины и женщины, любовной ситуации.

Цикл представляет собой раздумья лирической героини, которая спорит с традиционным восприятием Дон Жуана, ей чужда ограниченность свободы, против которой выступает герой-любовник. Героиня воспринимает яркое чувство как начало, влекущее к смерти.

   Ключевой временной категорией в цикле Марины Цветаевой «Дон Жуан» является ночь. Но этот временной мотив по ходу цикла трансформируется: ночь (сумерки) из сладостного времени свидания превращается в страшное время оплакивания героя (первое и второе стихотворения), затем вновь полночь предстает как момент свидания, встречи и узнавания (третье и четвертое стихотворения), и нового ожидания встречи в пятом стихотворении ансамбля («Но сегодня я была умна: Ровно в полночь вышла на дорогу» [4, 552]), и воплощение желания героини – свидание и слияние с Дон Жуаном, изображенные в шестом стихотворении цикла. В седьмом стихотворении время свидания не обозначено, но ещё раз подчёркивается идея значимости для лирической героини любовного чувства, важность встречи с Дон Жуаном, возможно, уже в иной ипостаси. В каждом из трех мини-циклов присутствует мотив узнавания, воплощенный в лексемах «узнать вас трудно», «узнаешь?», «Узнайте! Узнай!», «и узнаю» в текстах 1, 4, 6, 7. Это еще одна скрепа, придающая циклу единство. В первом мини-цикле героиня сама назначает свидание, во втором – встреча происходит случайно, в третьем дама отправляется в путь («вышла на дорогу») в поиске встречи и достигает цели, в последнем стихотворении – уже Дон Жуан посылает свой зов героине, которая отвечает ему улыбкой-согласием.

   Лирическая героиня цикла Марины Цветаевой «Дон Жуан» предстает перед нами как человек, превыше всего ценящий любовь и свободу, поэтому ее и привлекает образ вечного любовника, коварного соблазнителя Дон Жуана, который в ее сознании предстает весьма привлекательным. Героиня понимает одиночество и трагизм Дон Жуана, она ощущает собственную близость этому персонажу, что воплощается в страстном стремлении встретиться с ним, выразить свою привязанность. Воплощению этой идеи служит композиция цикла, подчиненная идее свидания, мотивы-скрепы и сам образ лирической героини. Субъектом речи и носителем чувства выступает женщина, чьи слова в пяти из семи текстов обращены к Дону Жуану. Циклическая организация произведения способствует воплощению авторского видения героя, подчёркивает мысль о вечном возвращении модели отношений севильского обольстителя и женщин.

Литература:

1. Багно В. Расплата за своеволие, или воля к жизни // Миф о Дон-Жуане / Новеллы, стихи, пьесы. СПб.: Изд. “Terra Fantastica”, 2000. С. 5–22.

2. Веселовский А. Легенда о Дон-Жуане // Веселовский А. Н. Этюды и характеристики. М., 1903. Второе, значительно дополненное издание. С. 43–79.

3. Дарвин, М. Н. Цикл // Введение в литературоведение. Литературное произведение: Основные понятия и термины: Учеб. пособие / Под ред. Л. В. Чернец. М., 1999. С.482–496.

4. Фоменко, И. В. Авторский цикл в лирике. Некоторые перспективы исследования // Кормановские чтения. Выпуск 3. Материалы межвузовской научной конференции. Ижевск, 1998. С. 16–22.

5. Фоменко И.В. Поэтика лирического цикла: автореф. дис. … докт. филол. наук. М., 1990.

6. Цветаева, М. Дон-Жуан // Миф о Дон-Жуане / Новеллы, стихи, пьесы. СПб., 2000. С. 550–552.

7. Цветаева, М. Сочинения / Составитель Г. В. Иванов. М.: Вече, 2000.

© Елена Исаева