А вещи-то совместные… (Отзыв о романе Патрика Зюскинда "Парфюмер")

А гений и злодейство —

две вещи несовместные.

А. Пушкин

   Вы обращали внимание, что слова, вынесенные в эпиграф из маленькой трагедии А. С Пушкина «Моцарт и Сальери», звучат в ней дважды? Вначале их произносит светлый гений Вольфганг-Амадей с вопросом: «Не правда ль?», в конце трагедии Антонио Сальери повторяет их с совершенно другим оттенком, утвердительным: «Неправда». Кстати сказать, учениками Сальери были композиторы Л. Бетховен, Ф. Шуберт, Ф. Лист, и первый из них давно причислен к гениям. Заметим, что гением считал Сальери и сам Моцарт: «Он же гений, как ты и я».

   К чему эти рассуждения? Да к тому, что, судя по всему, нет четкой границы между гением и злодейством, чему подтверждение роман П. Зюскинда «Парфюмер», написанный автором в возрасте сорока с небольшим лет — времени проявления гениальности. Роман, который стал откровением для России перестроечного времени, роман, который читают и сейчас.  

   Как известно, мировая литература насчитывает всего порядка семи сюжетных вариантов произведений самого различного толка, жанра и направления. И в основном из ряда вон (в хорошем смысле этого слова) выходящие события и описывающие их появляются на стыке времен. Вот и на стыке времен — от средневековья к Новому времени — происходит действие «Парфюмера», на стыке эпохи краха социализма и утверждения во всем мире общества демократических ценностей написан «Парфюмер».

   Время действия романа — середина 18 века. Европа еще не отряхнула душную пыль средневековья, пока не разрушена Бастилия, страшный призрак коммунизма, о котом оповестят мир закадычные друзья-правдоискатели-социалисты Карл Маркс и Фридрих Энгельс, даже не зародился, не то, чтобы бродить по городам и весям.

   В зловонном месте рыбных рядов знаменитого парижского рынка беспутная девка производит на свет малыша, едва не закончившего жизнь свою в первые же минуты. Это необыкновенный ребенок, наделенный невероятным (как бы сказали сейчас разрушители русского языка) суперобонянием, способным находить в среди зловонных запахов прекрасные и удивительные. Выходит, что наделенный чувством прекрасного младенец является гением от рождения. Гением, которого породило само переходное время, гением, который по высшему замыслу призван стать гордостью и украшением этого провонявшего до косности, преступных мыслей, намерений и поступков времени, отживающего и не принимающего все это, а также времени, приходящего ему на смену.

   Наш герой по имени Жан-Батист (как и Мольер — тоже то ли гений, то ли злодей) Гренуй, гений, так и не ставший известным миру, говоря словами лермонтовского Мцыри, «Знал одной лишь думы власть, одну, но пламенную страсть». И если юный грузинский послушник мечтал о свободе, то его ровесник — французский бомж — о власти над запахами. Власти, которая, по его мысли, облагородит гнусное прозябание, сделав счастливым не только его одного.

   Лишенный материальной и научной базы юный гений запахов экспериментирует, он за месяцы и годы достигает того, к чему человечество шло веками. Ему, Жану-Батисту, в сущности ничего не нужно. Гению важно нечто более вожделенное — соотнести свои мечты, планы, свое выношенное в глубине души с грубой действительностью, достичь того, что не удавалось никому — стать повелителем запахов. Для чего? Наш герой не ставит перед собой такого вопроса. Просто так нужно. Он даже не отдает себе отчет, что это нужно не ему, а его доброму (или злому) духу-гению, гению, которым он одержим. А гения на пути достижения цели ничто и никто не остановит и не останавливает: ни унижения перед старым парфюмером-неудачником Бальдини, у которого он наконец перенимает некую систематизацию своего тонкого дела, ни последовавшие одна за другой смерти прекрасных в своей чистоте и непорочности юных дев, у которых он отнимает нужные для дела запахи. Он лишает их жизни из любви к прекрасному, даже не отдавая себе отчет в преступности содеянного. Этого снова требует его гений, оказавшийся на поверку злым.

   Так, по всей видимости, было, есть и будет, пока человек не выдавит из себя, нет, не раба, как говаривал Чехов, а собственное «ЭГО», пока существует в мире понятие эгоизм. Потому до сих пор не восторжествовало в полной мере великое религиозное учение Христа, по которому следует не только возлюбить ближнего, но и врага своего.

   Иисус Христос был добрым гением, но не дано за две тысячи лет христианства достичь каждому уровня совершенства, доброты, сострадания и милосердия основателя Христианства — веры трудной и жертвенной.

   Жан-Батист ценой преступлений достигает своей цели – он создает чудодейственный аромат. Но воплощает во зло это великое открытие, обретая власть над людьми, дарит им вместо счастья и любви гнусный промискуитет, с которого и началось становление падшего человечества.

   Не способный на добро, злой гений сознательно уходит из жизни, а созданные им чудо — духи, в которых красота, обаяние и смерть юных девушек, пролиты до капли в лоно матери-Земли, являющейся матерью всего сущего.

   Каков вывод? — спросите вы. Он очевиден. Не достигло еще такого уровня развития наше общество, чтобы иметь доброго гения. Гений и злодейство остаются пока вещами совместными, и примеров тому — великое множество. Гений Андрея Сахарова — и водородная бомба, Гений действительно выдающегося экономиста Карла Маркса — и преступный социализм в СССР, Кампучии и Северной Корее,  гений Николо Макиавелли — и его извращенное учение макиавеллизм, ставшее идейной основой тоталитаризма, деспотизма, тирании. Продолжайте сами, господа, на свое усмотрение в силу вашего кругозора. Убежден, что примеры найдете обязательно. И в большом, и в малом.

   Я вовсе не склонен считать гением Зюскинда. Хотя бы потому, чтобы не повлек беды его выдающийся роман и созданный на этой основе (а не по мотивам, подчеркиваю это) прекрасный фильм режиссера Тома Тыквера.

   Фильм привораживает, впечатляет, заставляет размышлять. Фильм радует своей правдивостью, ненадуманностью, отсутствием внешних эффектов, на которых зиждется современный кинематограф a la Hollywооd, который в зубах навяз у мало-мальски образованного человека.

   Хочу назвать всего несколько фильмов, которые практически полностью соответствуют литературному оригиналу и которые хочется посмотреть не один раз. Это — «Тихий Дон» С. Герасимова, «Война и мир» С. Бондарчука, «Бег» Алова и Наумова, «Собачье сердце» и «Идиот» В. Бортко. Из зарубежных — «Крестный отец» и «Механический апельсин».

   Вы не согласны со мной и в целом, и в частности? Буду рад услышать возражения, если они справедливы и обоснованы.
© Валерий Корнеев